Блудный сын
Однажды, блуждая среди заброшенного старого кладбища, мне пришлось натолкнуться на полуразвалившийся памятник. Мое внимание привлекла едва заметная, очень странная надпись: "блудный сынъ"... Больше ничего нельзя было разобрать. Эти два слова заставили меня сильно задуматься. Что это было? Упрек ли умершему, или, умирая, человек сам завещал увековечить память о нем этими словами? Если так, то что хотел сказать умерший? Быть может, умышленно отдавал свое имя на поругание? — Тогда эти слова свидетельствуют о великом его самосознании. А быть может, хотел сказать, как аксиому, что мы все живущие являемся блудными сынами Небесного Отца и, только в гордости своей и самомнении, не хотим сознаться в этом. Наклонясь над плитой, я точно видел устремленные в небо глаза и слышал тихий лепет его бледных уст: "я блудный сынъ“...
Откуда же взялся блудный сын, что заставило его быть им?
Многие века прошли со дня творения мира. И проходя по страницам истории этих веков, мы видим, как тихо, порой, и плавно скользят года без бурь и волнений, без волн и озлобления народов, тихонько процветая в разуме, силе и духе. Кажется, тогда тихонько и воды плывут, и ветры колеблются, подчиняясь общей гармонии тишины. И чудится, что царство мира, столь желанное всему человечеству, — наступило. Но, "ничто не вечно под луною“. Не вечны мир и тишина.
В истории случались толчки, что поднимали суету, смятение и войны, но, как легкая, временная непогода, все проходило, — и жизнь текла своим прежним руслом. В унисон этой тишине — тихо билось сердце в груди человека, не было непонятных, необъяснимых метаний, исканий, пока не набежал страшный шквал и не захватил в водоворот страстей весь мир. Сметались села, города. Успехи, поражения сменялись. Завтрашний день был загадкой для всех. Неразрешимые вопросы повисли в воздухе и болью стучали в мозг, в сердце человека. Планомерная работа мира приостановилась. Атмосфера насыщена испариной крови. Забили барабаны тревоги, угрозы, и ангел покоя, мира, тишины со слезами скорби отлетел далеко от земли.
Угрюмая складка легла на чело юноши, мрачным, тесным показался ему отчий дом, холодными ласки отца, бледной — улыбка матери. Огонек домашнего очага угас для него. Холодно, пусто... Медленно закрыл за собою двери отчего тихого дома и ушел в далекий путь с тяжелой котомкой неразрешимых вопросов и необоснованных идей. Родную горку миновал, и крыша дома скрылась с глаз. Последний лай собак умолк. Горизонт пред глазами шире стал, даль синела. Туман спустился, и ночь загадочная наступила. Что-то впереди?
И человек, как листок, оторванный от дерева родного осеннею бурей, зашуршал, закружился и высоко полетел за мечтой своей к незримому идеалу. Свободно! Законы ограничения уничтожены! Трепала буря страстей и случайностей, безжалостно швыряя то лицом, то изнанкой, и мыслил ты, несчастный, что все же свободен и владеешь привольем земли. Но недолго парил ты без крыльев. Колеблясь, вздрагивая, припал к холодной земле.
Пороки, алчность, злоба уже царили в мире, и мир стал чуждым человеку. Подняв забрало мести — сила побеждает силу. Воспламенились вулканы страстей, заблуждений и заливают мир лавой своей: забвением Бога, добра, милосердия, правды. Хаос в домах, в сердцах, в религии. И в этом хаосе юноша несчастный. Сребренники бряцали в руках, и ты их блудницам расточал; вином мозг свой услаждал; роскошными одеждами плоть свою похотливую наряжал; бедняка в скомороха обращал и ночи вакханалией заканчивал; идеи сумбурные в жизни применял, законы упразднял. Шатался, падал, других толкал... И, обнищав морально, — стал пастырем стад еще низших себя...
Несчастный, подними взор твой, уже где долу поникший, и посмотри: вот глубь небесная сколько сокрыла чудес неизъяснимых, миров живых, дышащих любовью, чистотой. Там сокрыты чертоги Творца; там тихий приют райской обители: там херувимов безбрежное море...
- Ну? Кто дерзнет шагнуть за эту грань? Кто мудростью иль силой шар огненный угасит, кто луну в солнце претворит? Кто властью земной дня течение остановит и час смерти отстранит?
Никто, как только Бог! Так понял блудный юноша и вспомнил отчий кров родной и — точно блеснул для него огонек отчего дома. Ближе, ближе... Множество дорог осталось позади. Истомленный, измученный, рыдая, припал к ногам Христа и благословил создавшего и призвавшего в Свой совершенный покой.
1929 год
