11 Покаяние. Отказ от оружия. Трибунал. Лагерь. Брат Иван Яковлевич Антонов
<<<< Часть 10. Продолжение Часть 11
Больная девушка, которую я осматривал, умерла. Меня пригласили на похороны. Мне очень понравились проповеди и само шествие, погребение, потому что я впервые на таких похоронах присутствовал. Хоронили её верующие. У меня уже не было стеснения, страха я встретился с девушками и у нас была откровенная беседа, при которой я защищал водку, курение и всю эту разгульную жизнь, а иначе зачем жить? Но они мне объяснили, что много ли от этого пользы. Какое-то временное наслаждение имею, а потом горе и так далее. И они доказали мне, что всё это временно, а потом горе и потеря здоровья. Я согласился с этим, но силы бросить курить и водку бросить пить не было. А тогда я уже полгода пил каждый день. Они мне и это объяснили, что если желаешь, то верь Господу и Бог тебе даст такую силу, что переродит тебя и тебе противно будет пить и курить, и от всего этого избавит, и ты будешь удивляться, как это ты раньше не мог избавиться от этого. Беседовали мы продолжительное время, потом я пришёл к себе домой и на меня страх нашёл. Я понял, что это Дух Божий обличил меня в грехах.
Вопрос: А вы так же молились молитвой «Отче наш...»?
Иван Яковлевич: Да, молился «Отче наш...», но они меня научили, что любые мысли, какие у тебя есть в сердце если будешь их своими словами говорить то, это тоже будет молитва. И самое главное Дух Божий обличил меня, что я большой грешник. И там у меня было покаяние наедине, и я покаялся. Утром встал и мне уже была противна водка, курево и разврат (всякий). В эту ночь Бог переродил меня. У меня появилось влечение к верующим, а к миру полное отвращение. И часто стали мы встречаться с этими девушками, на квартире верующих. Они пели, рассказывали стихи, читали иногда из Библии. Там и брат был один, который несколько раз приходил. У меня уже все желания были к Богу, мне купили Библию, и я читал её. И однажды попал в собрание. Собрания эти были неофициальные, верующие собирались тайно. Когда я уверовал и переродил меня Бог, конечно, тут все военные, с которыми я пил и гулял насторожились. Вначале смеялись, думали, что я шучу, а потом это разнеслось по всем офицерам в роте управления при штабе. Приходили ко мне, спрашивали и я им свидетельствовал о Боге, как Он меня избавил от пьянки. Большинство из них смеялись, а потом доложили начальнику политотдела и тот пришёл разубеждать меня. Я начал ему доказывать, что Бог есть и от чего Он избавляет. Потом вызвал меня начальник контрразведки и говорит, что донесли слухи, что ты с верующими связался, что верить в Бога начал. Я говорю, что это так, и я в радости рассказал ему, что Бог меня избавил от разных пороков. Я думал, что те, кому я буду говорить все будут бросать пить и курить. А потом я был разочарован, что они меня начали гнать за это, а не обращаться к Богу. Начальник контрразведки сказал, что сейчас уже в СССР разрешено (веровать). Это было июль месяц, а официально разрешили ВСЕХБ в ноябре месяце, после совещания. А он уже знал и сказал, чтобы я сам себе веровал, но не распространял ничего антисоветского. Я говорю, что на собраниях только читают Библию, поют песни, молятся и всё. Он согласился.
Пригласили эти девушки меня в собрание, собрание было не зарегистрированным. Когда я зашёл туда, а на мне военная форма, я тогда был в звании старшего лейтенанта и вижу мой вид старших смутил. Они начали переглядываться, посмотрели на меня и дали мне место. Там было три проповеди, трое проповедовали. Я не помню, что читал первый проповедник. Второй проповедник, помню, только место из Библии прочитал. А третьим проповедовал старичок и вот его проповедь на всю жизнь в моём сердце запечатлелась. Потом я понял, что первый проповедовал без силы Духа Святого, второй немножко Его имел, а третий в силе Духа проповедовал Слово. И места я запомнил, на которые он говорил. Он проповедовал из 5-ой глава Евангелие от Луки. Ученики ловили рыбу без Христа, ничего не поймали, а по слову Его много поймали. И 126-й псалом: «Если Господь не созиждет дома, то напрасно трудятся строящие его». Он кратко сказал, что без Божьего благословения успеха мы не будем иметь в духовных и телесных трудах, а с Богом мы можем очень многого достичь. Такая проповедь на меня сильное произвела действие. И я там молился со слезами, благодарил Бога, что Он меня избавил от греха и так далее. Может быть, ещё молился о своём покаянии, точно не помню, но больше помню, что со слезами благодарил Бога. Затем они сбор начали делать, с тарелкой проходить, у меня было 100 рублей, и я положил эти деньги на тарелку. И они удивились. Тот, кто собирал поговорил со старшими братьями, они подошли ко мне, и говорят:
— Возьмите назад деньги, вы много дали. Зачем? Можно было 3 рубля, 5 рублей, но не 100 рублей же...
— Я пропивал тысячи, Бог мне дал очень много, избавил меня от всего, и я хочу дать 100 рублей, зачем же вы мне их назад возвращаете?
Я потом узнал, что братья посчитали моё пожертвование неискренним, и будто я пришёл что-то выведать и предать это собрание. И они не подумали даже, что я искренне искал Бога, нашёл Его и хотел прославить. А потом с сёстрами, которые пригласили меня без ведома старших, хорошо поговорили. Этого, конечно, я ничего не знал, а уже потом они сказали мне. И в ответ, на такую радость спасения, которую я получил я говорил всем об этом и военным, и гражданским. И у меня сильное появилось желание страдать за Христа. Я спросил у одной сестры:
— Почему Бог не допускает, чтобы я страдал за Христа?
Она улыбнулась и говорит:
— Ты хочешь страдать за Христа? Придёт время, и Бог допустит тебе страданий много, только когда будет много, потом не кричи: «Господи! Довольно уже мне, тяжело...». А страдания Господь пошлёт вам.
Это было в июле, а 22 августа нас отправляют из Кировограда. Мне не хотелось уезжать, и я чувствовал, что и эти девушки не хотели этого. Но был приказ. Был прощальный вечер, на котором было много пожеланий и молитв. Мне сказали, что, когда я приеду куда-либо, чтобы там искал верующих. Библия была у меня с собой. До Минска мы ехали эшелоном, я читал Библию всё время и беседовал с солдатами и со всеми, кто подходил ко мне. Когда приехал в Минск, нас разместили в одном селе, в 12 километрах от Минска, и там я стал спрашивать, нет ли тут верующих. Мне сказали, что есть одна верующая, ходит в Минск и указали мне, где её найти. Мы встретились, она рассказала, что собрания проходят в самом Минске. Я обрадовался, рассказал ей как уверовал на Украине. И она дала мне адрес - это был частный адрес пресвитера.
Вопрос: Скажите, в каком году у вас было обращение, первое знакомство с Церковью в городе Кировограде?
Иван Яковлевич: Это было в конце июля 1944 года.
В Минске я пришёл к пресвитеру, оказалось, что он уже ушёл в собрание. Там была женщина и она мне рассказала, как попасть в Дом молитвы и дала адрес. Туда я пришёл, примерно, в средине собрания. Большое собрание было. Мне очень понравилось, я обрадовался. В конце собрания стали молиться, и я помолился. Я просто помолился с желанием поблагодарить Бога, короткая была молитва. И вижу на меня обратили внимание, потому как был в форме. Если бы был в гражданском, то, может и ничего. В этом собрание я два раза был. И у меня появилось сильное желание принять крещение, вступить в завет с Господом. С таким вопросом я обратился к старшим братьям. Они выслушали меня, а потом переглянулись и говорят:
— Вы человек военный, мы вас не знаем, нужно свидетельство.
И отказали мне. Я уже из Библии кое-чего знал и говорю им:
— А как же евнух, его сразу крестили. Почему вы не можете поверить? Узнайте, испытайте меня.
Я понял, что из-за боязни, что я военный, они мне отказали. А тут наша часть продолжала формироваться. Я читал и беседовала с нашими солдатами и с фельдшером одним, было нас человек пять. Каждый вечер мы читали Библию. Как мог я им объяснял и звал их ко спасению. И Бог Духом Святым обличал и несколько человек покаялись: два солдата, фельдшер и старший сержант. И там ещё священник писарем работал, тоже ходил ко мне, но он как Никодим приходил ночью, чтобы никто не видал. Я видел, что он боялся. По-видимому, в штабе за меня уже что-то говорили, и он боялся. Купили ему тоже Библию, и он её читал, как священник.
Вопрос: А какую же службу нёс священник в части у вас?
Иван Яковлевич: Писарем он был, он на воле был священником, а в армии был писарем. Но все знали, что он священник, он открыто читал Библию, но к нам приходил тайно. И потом у меня возник вопрос. Никто мне ничего не говорил об этом, а Дух Божий мне открыл. Как же так Христос сказал – не убивай, а я с оружием, и я должен, если встретиться враг, убить его. Этот вопрос стал меня больше тревожить. Я решил, что пойду к старшим братьям в собрание и обращусь, как они мне объяснят. Думал, что раз они старшие, то ответ знают. Дух влёк к тому, чтобы отказаться от оружия и, что убивать нельзя, потому что сам так Христос сказал.
Как-то, после собрания, я обратился к ним, старший пресвитер пошёл в другую комнату, принёс какую-то папку и читает. Это было письмо от ВСЕХБ, что врагов надо убивать, и чем больше убьёшь врагов, тем больше от Бога тебе награда будет, вот в таком смысле. Но я был удивлён этому, и высказал своё несогласие: Как же это? Христос говорит «не убей», а вы мне читаете, чем больше убьёшь, тем больше награда? Но они говорят, что ближнего убивать не надо, а врага надо убивать и так далее. Я сказал, что не соглашаюсь с этим. И, конечно, выходил неудовлетворенный этим ответом. Бог знал мою нужду такую. Подошёл ко мне один брат, который тоже присутствовал там, и говорит:
— Можно вас? Если в дом зайдём, побеседуем на ваш вопрос, вы не против?
Мы зашли, побеседовали и они говорят (два брата):
— На этот вопрос никто тебе ответ правильно не даст. Одни скажут, что не надо, а другие скажут нужно поступать так, как прочитали в письме. И они мне прочитали место из Священного Писания из второй главы Первого Послания Иоанна.
27 Впрочем, помазание, которое вы получили от Него, в вас пребывает, и вы не имеете нужды, чтобы кто учил вас; но как самое сие помазание учит вас всему, и оно истинно и неложно, то, чему оно научило вас, в том пребывайте.
1-е послание Иоанна 2 глава — Библия: https://bible.by/syn/48/2/#27
От нас такой совет – в посте обратись к Богу лично сам, и что Бог тебе скажет Духом Святым — это правильно. Потому что за отказ от оружия одних расстреливают, других сажают в тюрьму, но во всяком случае хорошего ждать нечего. Но всё знает Бог, и веру твою, и путь твой. Если выдержишь такие огненные искушения, значит будет благословение Божие, если нет, тогда потерпишь урон.
Такая короткая была беседа, помолились, и ко мне пришло успокоение, я получил ответ, как мне дальше поступать. Я назначил трёхдневный пост, и у меня было сильное влечение духа, чтобы отказаться от оружия и, что убивать людей нельзя.
Перед ноябрьскими праздниками у нас были офицерские строевые занятия. Я говорю своему командиру роты, что на занятия не иду и вообще отказываюсь от оружия, отказываюсь убивать людей. И прошу его передать это начальству. Он посмотрел на меня, как на сумасшедшего. Я ему сказал, чтобы он передал всё как есть и не обманывал их, что я якобы больной или чего-то другое. Так он и сказал.
Вызывает меня начальник, который готовил строевой смотр, отвёл в сторону и говорит:
— Командир роты мне сказал, что ты отказываешься участвовать в строевом смотре, потому что не берёшь в руки оружие?
— Да, это так!
— А вы здоровы? Вы нормальный?
— Да, нормальный, всё в порядке.
— Тогда я вынужден доложить командиру бригады.
— Да, доложите.
Отпустил он меня, вечером вызвали меня в штаб. Стали кричать на меня, ругать... В это время у меня не было оружия с собой, потому что в командировку один офицер уезжал и я ему отдал. Они мне стали предлагать, чтобы я взял оружие, под расписку, я отказался. Начали кричать, угрожать, ругать, оскорблять. Я выслушал всё, потом говорю:
— Что вы кричите? Да, я отказываюсь. Я убеждён так. Надо вам расписку — напишу. Зачем вы кричите?
Они поняли, что уже бесполезно кричать.
— Садись, пиши.
Я написал, что по убеждениям, по учению Христа я отказываюсь от оружия, так как убивать людей нельзя.
Ждал ареста целую неделю но не арестовывали. Потом я ещё в Минске на ноябрьские праздники был в собрании. Там сёстры молодые были, и я им сказал, что отказался от оружия и, наверное, меня арестуют. Две сестры были этим очень довольны. И помню, молитвы были хорошие, они меня ободрили пением псалмов, молитвами, и сказали, что так и должны поступать живые христиане. Просили в молитвах, чтобы Бог дал мне силы перенести все страдания.
Одиннадцатого пришли и меня арестовали, замначальника контрразведки и командир роты, и обыск провели. Библии я отдал солдатам, которые покаялись. У меня был только блокнотик с псалмами и фотокарточки. Они и это у меня забрали, посадили в землянку. Поздно, в тот же вечер, вызвал меня замначальника контрразведки проводить допрос. Я ему говорил всё, как было. Он спрашивал фамилию старичка, с которым я беседовал. Но я его не знал, если бы я знал и сказал, брата бы, наверное, посадили за это. Но, счастье моё, что я не знал его. Я сказал, что не знаю, и он начал меня бить. В хате были не одни, ещё тут гражданская женщина была. Он бил меня по лицу с оскорблениями и с руганью, и с оружием приступал ко мне. А, когда он меня стал бить, я тогда сказал ему, что если будешь ещё бить, то я и слова не скажу тебе, ничего не скажу, убьёшь меня, не скажу. Он от этого рассвирепел, и тут хозяйка стала плакать, когда увидела, что бьёт он меня. Ему, наверное, неудобно стало, вывел меня в коридор, ногой ещё ударил в спину и отдал солдатам. Мне кушать они принесли, и я им объясняю, что к чему, говорю о Христе, о спасение от греха.
Вопрос: А о чем именно спрашивал замначальника контрразведки?
Иван Яковлевич: Фамилию спрашивал этого старичка, а я его не знал. Он спрашивал, как я уверовал, я и начал рассказывать, как было всё. Я считал, что всякая неправда – грех, и говорил правду. И этого старичка, спасло то, что я его фамилию не знал.
На другой день завели меня в другую хату, никого там не было из гражданских, и я подумал, что будут меня тут бить. Но оказалось, что он вчерашние протоколы порвал, начал новые писать и дошёл до этого места, что я фамилии не знаю, так и записал. Полтора часа длился этот допрос, и всё, дело было кончено и закрыто.
Вызвал меня ночью начальник контрразведки и говорит, что им очень жалко меня, а он знает меня уже долгое время (почти всех я их лечил, и на фронте с ними был) и вот жалко ему меня, потому что я не знаю, что со мной будет.
— Я тебе без всякого говорю, что в лучшем случае это 10 лет тюрьмы и лагерей. Ты не знаешь, что это такое. В худшем случае тебе расстрел. И многих расстреливают.
— Я уже готов на расстрел.
О продолжил:
— Мы разговаривали с командиром бригады и начальником штаба. И вот, что предлагаем тебе: ты фельдшер убивать никого не будешь, и мы будем знать, что ты не убиваешь и на фронт, где идёт война, может, мы не попадём. Нам просто жалко тебя. Поэтому возьми пистолет, носи его. Мы будем знать, что ты не будешь никого убивать, и всё.
— Без оружия, пожалуйста, я буду всем раненым оказывать помощь, и нашим, и немцам, всем людям — Бог так учит. Но для формы носить оружие я не буду. Без оружия, пожалуйста.
— Пойми, но этого допустить мы не можем. Раз уже этот вопрос вскрылся и весь штаб знает, если даже так разрешим тебе, как ты предлагаешь, значит мы подвергнем себя опасности, нас обязательно спросят, а как, и чего, и так далее.
— Только так, и иначе я не могу.
— Тогда всё! Готовься завтра в корпусную контрразведку повезут в КПЗ, и там, конечно, военный трибунал и как он решит.
На другой день он меня отвёз туда. Завели в корпусную контрразведку, ещё там предложили эти условия, которые он сказал: «Пока дело у нас ещё, езжай в часть и будь в части». Я говорю, что при таких условиях я не могу, и он говорит:
— Тогда расстреляем.
— Расстреливайте.
Завели меня в КПЗ, там лейтенант сидел за убийство человека, мы начали о Боге говорить с ним, а потом другие стали перекликаться о Боге.
Условия там были ужасные: холодно, голая земля. И никакой нет соломы или постели. А это был ноябрь и морозы наступили, холодно было. А у меня сердце горело радостью и сильной любовью, которою Бог меня посещал.
Вопрос: Это было то, что вы как раз искали и ждали?
Иван Яковлевич: Да, я страдание искал. И потом быстро всё оформили и повели на военный трибунал.
Вопрос: Как вы готовили себя к суду? Ведь вы же понимали реально, что может всё кончится плохо, расстрелом?
Иван Яковлевич: Я расстрел ожидал, и у меня никакого страха не было. Даже когда меня вели на суд я шёл и пел псалом:
Да, я спасён! Пусть лев вблизи рыкает,
Пусть шепчет смертный приговор закон.
Пусть тьма неверья пытки собирает:
Я не страшусь! Я знаю: я спасён
https://holychords.pro/18207 — № 309 «Песнь Возрождения»)
Конвоиры идут и спрашивают:
— Почему ты поёшь?
— Мне весело.
— Как весело? Тебя, может, расстреляют, — они уже знали дело моё.
— Ну и пусть расстреливают я имею жизнь вечную...
Иду с ними, беседую, а они удивляются. Потом был закрытый военный трибунал, предоставили свидетелей и среди них священник-писарь. Во-первых, взяли подписку с людей, которые были у меня свидетелями, что они ни меня, ни моего дела не знают и никому не говорили. Спрашивали за меня священника, что я ему говорил. Он как начал говорить, дв заговариваться то, что я вообще не говорил ему. А он, для того, чтобы оправдать себя начал наговаривать, что я против власти говорил, и немцев хвалил. Но никаких подобных разговоров не было. А потом начал вообще заговариваться от страха. И председатель трибунала перебил его, говорит мне:
— Что вы на это скажете?
— Видите, он заговаривается. Ничего такого я не говорил.
Потом уже этот священник в лагерь мне прислал два письма, состоящие из двух больших листов, которое были заплаканы слезами. Просил прощение, каялся, что он не понимал тогда, что говорил.
А молодые говорили всё как было (и ничего не придумывали). Там был еврей-врач свидетелем и его спрашивают:
— Как вы находите, Антонов в своём ли уме?
— Да, мы замечали в последнее время, что он не в своём уме, то есть сумасшедший.
Я понял, что врач хотел, чтобы отложили суд, послали на экспертизу, а там, может, (что изменить можно). Но когда он сказал так, я обращаюсь к нему и говорю:
— Разрешите спросить? Что я сумасшедшего сделал, что вы меня признаете таковым?
Врач понял, что я не хочу, чтобы меня на экспертизу посылали и молчал. А председатель трибунала говорит:
— Ну, как? Разве не сумасшедший может такое решить, когда мы уже бьём врага на его территории и в это время отказаться от оружия? Что было бы если все, как вы, бросили оружие, пришёл бы немец и мы были бы рабами?
— Когда я был неверующий, я так и рассуждал, как вы, и воевал, а теперь я вам скажу, что если бы все так поступили, то Бог не допустил бы не только немцев сюда, но и войны бы у нас не было. А война дана как наказание!
Они выслушали, и председатель говорит:
— Ну, ладно! Значит ты в своём уме и судить тебя можно?
— Конечно можно.
Свидетелей отпустили, сами пошли в совещательную комнату, через некоторое время зачитывают мне приговор. А до этого объявили свидетелям, что они ни моего дела, ни меня не знают, чтобы нигде ничего не говорили. Я остался там один и мне выносят приговор: десять лет и 5 лет поражений в правах. И устно объявили, что будут ходатайствовать о снятии воинского звания и лишение награды - Ордена Красной Звезды.
Я воспринял это с радостью. Когда судьи ушли, секретарь трибунала, старший лейтенант возвратил мне фотокарточки. Я говорю:
— Отдайте блокнотик мне с псалмами.
Он говорит:
— Я-то тебе отдам, сейчас поведут тебя в тюрьму и всё равно его заберут, а потом мне может неприятность быть.
Стали мы с ним беседовать о Боге. Он говорит, что в Харьковской области тоже попал к верующим на квартиру и там чуть не покаялся.
— И плохо, что ты не покаялся. Вот я покаялся.
— Что в этом же хорошего? Тебе 10 лет дали! Ты ведь не знаешь, что это такое?
— Не знаю, но с Богом и это ничего.
Посадили меня в тюрьму и там много бесед было, расспросов и так далее. Я уже радовался, что за Иисуса Христа страдаю. Условия (содержания в тюрьме) были ужасные. На пересылке было много вшей. Декабрь месяц, снег летит, стёкол нет, одни решётки, мороз и, чтобы мы не замёрзли по 250 человек набивали в камеру, там не то что лежать, но и сидеть не было места. Конечно, как-то усаживались и спали рядами. Поставит нас старший комнаты, потом кричит: «Садись!» Я сажусь, а сзади садиться спиной к моей спине ещё человек. А впереди ноги упираются в ноги сокамерника. Так рядами сидели и спали. Хлеб давали один раз в трое суток. Получил хлеб и тут же старший сообщает: «Ешьте сразу, потому что заберут!» Съел за три дня, а потом три дня пост у тебя. Ещё давали затеруху из капустных и свекольных листьев, так назывался борщ. Он состоял из воды и этих листьев. Шинель обрезали мне по пояс, я был в летних брюках, сапогах и пилотка на голове. Бывало, что я холода не чувствовал и, когда везли три недели, этапом в вагонах тоже такие же условия. Там не было нар, а в вагоне 48 человек. Ужасный холод. В Котласе (Ко́тлас — город (с 1917 г.) в Архангельской области России) из этапа нашего вынесли 12 умерших человек, а я не чувствовал боли. И что особенно радовало, что в этом в "вагонЗАКЕ" тоже говорил всем этим людям о Боге. Воры лежали там возле печки, надоест им своё обсуждать и кричат мне: «Баптист, иди сюда к печке, погрейся и говори нам о Боге!». Это была для меня радость, и я что знал, то и говорил. Были там и противящиеся, но им не давали запрещать мне говорить, и они слушали.
Вот такое было моё обращения.
Вопрос: По каким городам вы прошли этапом?
Иван Яковлевич: В Минске, в тюрьме просидел я недели две, потом привезли в Оршу на пересылку — там недели три был. Потом отправили нас вагонами в Коми ССР. В Коми ССР привезли, и там я все 10 лет отбывал. Тогда было много политических заключённых, в основном они и были. В лагерях на Севере, куда нас привезли, там тоже было всё переполнено, очень много людей. Для тела было очень тяжело, но для духа было легко и радостно.
Вопрос: Иван Яковлевич по вашему делу ещё кто-то был привлечён к уголовной ответственности из кировоградских верующих?
Иван Яковлевич: В 1950-м году мою жену Лину осудили, и одно из обвинений было, что она меня, офицера, совратила и увлекла в свою веру. Ей давали 25 лет. А переписывались мы с ней уже письмами. Когда из лагеря я написал им, узнав их адрес, она стала мне писать просто как верующему, чтобы поддержать. И действительно письма её укрепляли меня и поддерживали. А в 1948 году мы дали письменное обещание друг другу, что, если Бог сохранит жизнь соединить свои жизни, чтобы вступить в брак. В 1948 году мы дали такое обещание, а в 1950-м её арестовали. Она написала, что даёт мне свободу, потому что ей отдали 25 лет, и чтобы я не ждал.
Мне готовили второй срок, уже 10 лет заканчивались, и за то, что там обращались к Господу люди, об этом информацию собирала оперчасть и готовила мне новое дело. Много раз снимали меня на общие работы, на штрафной был колонии.
Вопрос: Расскажите подробнее о жизни в колонии Тихрид (название может быть неточным так, как неразборчиво произнесено), поскольку 1970-х годов о жизни заключённых мы знаем, а вот о 40-х, 50-х очень мало. Расскажите подробнее, как вы устроились в лагере, отношения с администрацией, с заключёнными, как вы свидетельствовали о Христе? Каким образом люди приходили к покаянию? Военная обстановка тогда содействовала к этому обращению или нет?
Иван Яковлевич: Условия в лагере были очень тяжёлые. Люди почти все были полуголодные, хлеба не хватало, питание было плохое. Но что было хорошо тогда, что посылок принимали без ограничений. Лишь бы только было кому слать. И я через это ощущал поддержку. Привезли нас в лагерь 22 января и уже в феврале или марте я получил посылку от сестёр из Минска. И там была положена Библия. Но когда открыли посылку, проверяющий взял Библию, почитал и сказал, что её не отдаст. А ещё сестры приклеили на первой странице Библии, отпечатанный на пишущей машинке псалом:
На севере, в тундре, в далёкой глуши,
Где так неприглядна природа,
Спеши, благовестник, для бедной души
Забытого всеми народа
Иди, о иди, иди, брат скорей,
Будь вестником Иисуса!
Евангельский долг исполняй ты живей,
Будь вестником Иисуса!
Он как прочитал этот псалом:
— Ого! Тебе ещё тут такие советы напутственные дают! Не дам Библию!
А в письме сёстры пишут, что Библию должны дать, сейчас разрешено. И я говорю:
— Они же пишут?
— Ну, это они пишут. Приедет оперуполномоченный, я ему скажу, если он разрешит, значит я отдам.
А там уже были приближенные, приезжает оперуполномоченный, они прибегают, женщина и молодой человек:
— Иди за Библией, там оперуполномоченный приехал!
Я помолился и говорю:
— Нет, не пойду. Проверяющий спросит, если тот разрешит, (то нам её отдадут) давайте лучше молиться, и он принесёт сам её.
Так и помолились в прихожей. Проходит часа полтора, этот проверяющий, что посылки выдавал, приносит мне Библию и отдаёт. Он спросил и действительно сейчас разрешено иметь Библии в таких местах. Много было радости у нас.
Читали мы Библию. Я даже ходил в барак к женщинам, прямо в секции к ним и там читал Библию.
Вопрос: А там был свободный доступ в женский лагерь?
Иван Яковлевич: Мы же тогда были вместе, мужчины и женщины, в одном лагере. Только отдельные секции или барак отдельный, и всё. Я ходил, читал, и приглашал к покаянию, к молитве. Такая была детская наивность и желание спасать.
И только побыл в бараке, вызывает меня начальник колонии, украинец, противник был сильный.
— Це кажу, где ты был?
— В бараке был?
— А шо ты там делал?
— Читал Библию.
С его стороны тут же крик, шум, ругань.
— Я тебя посажу! Запрет наложу!..
Вопрос: Не положено было в женские бараки ходить?
Иван Яковлевич: Да, в женские не положено было ходить — это одно, а тут ещё, — зачем о Боге говорил? На другой день он забрал у меня Библию. Я ему говорю:
— Оперуполномоченный разрешил, а вы почему забираете?
— Разрешил тебе читать, а не другим давать!
Держал у себя Библию с месяц, пока не приехал оперуполномоченный снова. Тот ему отдал. Оперуполномоченный вызвал меня, и мы побеседовали. Он спросил работаю ли я:
— Да, работаю, потому что написано «кто не трудится, тот не ест».
— Это что, наш лозунг?
— Вон откройте Библию, Послание Филиппийцам там это и написано.
Он открыл, прочитал.
— Ты смотри, а я думал, что это наш лозунг «Кто не работает, тот не есть». Так вы работаете?
— Работаю.
— Я был на Востоке, там были верующие какие-то, не работали, говорили, что на сатану не будем работать. Не расписывались, не работали. Мы их раздевали и на морозе держали и всё равно (бесполезно) и пищу даже не принимали. Свяжут там варежки какие, вот это они будут есть, что им кто даст. А на сатану работать отказывались. Что мы только не делали, но ничего не смогли.
— Работать надо.
Отдал он мне Библию. Начальник перевоспитывал, перевоспитывал и что мне запомнилось, там уверовала одна девушка. Ей пришло время освобождения. Она говорит, что верующих таких у них нет и она не хочет из лагеря уходить. Два дня не уходила, пряталась. Лагерь большой был, а тогда не так строго было, как сейчас, в смысле освобождения. Знали, что она уверовала, доложили. Пришёл ко мне нарядчик и говорит:
— Знаешь что? Скажи Шуре, чтобы она выходила, потому что начальник сказал, завтра найти её и вытащить из лагеря. Кончился срок, как же она тут в лагере находится ещё?
Мне её пришлось убеждать порядочно по времени, чтобы выходила из лагеря. Когда она Христа познала, то хотела ещё быть с верующими в лагере. Я убедил её, говорю:
— Выходи, Шура, потому что, если не выйдешь, всё равно сделают обыск. Ты же не прячешься в какую-то норку, вытащат и будет неприятно.
Она вышла. Я просил написать письмо, чтобы она искала верующих. Она написала письмо, что нашла верующих только монашек, других нет в Кировской области. И больше я за неё ничего не слышал.
Вопрос: Как пришли к покаянию заключённые из ваших мужских бараков?
Иван Яковлевич: Беседовали и люди желающие услышать о Боге, которые искали Бога каялись. На первой колонии, где я был, там покаялись три или четыре человека. Девушка, потом женщина и два молодых человека. Потом приехал брат (из нашего братства) восемь лет у него был срок, и он уже заканчивался. Потом привезли одного брата из Беларуссии тоже за отказ от оружия. Он был тяжело больной, опухшие ноги, я ему старался помочь.
Вопрос: Это был рядовой брат, первый, которых прибыл?
Иван Яковлевич: Нет первый проповедник был, а второй молодой брат.
Вопрос: За что был арестован первый брат?
Иван Яковлевич: Первый был арестован в 1938 году, когда верующих арестовывали ему какую-то дали политическую статью, 8 лет и привезли туда. А этому за отказ от оружия лали 5 лет.
Вопрос: Во время нахождения в колонии вы ещё были не членом Церкви, не крещёным?
Иван Яковлевич: Был не крещённым, мне же отказали там в крещении. А в лагере я встречал одного старичка пресвитера, но мне крещение негде было преподать, речки не было...
Продолжении в 12 части
