Америка Канада. Съезд русских автономных евангельских христиан, Торонто 25-27 октября 1935 года
Фотография: Духовно-назидательный съезд русских автономных евангельских христиан, в Торонто, Канада, 25—27 октября 1935 года. Не все, понятно, участвовавшие на съезде, смогли попасть в этот фотографический снимок любителя.
Part of the Russian Evangelical Conference in Toronto, Ont., Canada. October 1935. Most of these people in this group are farmers.
К духовно-назидательному съезду русских автономных евангельских христиан, состоявшемуся в Торонто, в Канаде, 25—27 октября 1935 года. Личные впечатления. А. Добрынин. Съезд очерчен кратко, ибо приблизительно такая же картина подобных съездов уже в «Верности» давалась и будет, вероятно, еще иметь в журнале место. Беглый же очерк об Америке и Канаде даю немного пространнее, полагая, что изредка наши читатели, особенно вне Америки и Канады, хотят иметь такой осведомительный материал, заключающий в себе некоторые, сравнительно малоизвестные, сведения. АВТОР
Латышские евангельские христиане первой Торонтовской общины, в которой трудятся: Н. Кошель, К. Шимуда, Т. Козлов, С. Белик и другие, — созвали духовно-назидательный съезд евангельских христиан в городе Торонто, в штате Онтарио, на 25-27 октября 1935 г., на пятницу, субботу и воскресенье. Из Америки, из числа приглашённых, смогли на этот раз поехать на съезд: Иван Иванович Джонсон, из Нью-Йорка, Артем Никитич Знахаренко с супругой и Мария Сидорович — из Пассейка, а также автор этой статьи, редактор «Верности».
Огни Пассэйка. Решили поехать автомобилем. Нашим шофёром был А. Н. Знахаренко. На машине он весьма опытный. Немало лет уже сидит за рулём. Мы тронулись в путь из Пассейка, недалеко от Нью-Йорка, — около 4-х часов утра, предварительно помолившись в доме А. Н. Знахаренко и произнеся в машине: «Господи, благослови!» Хороша была ночная тишина. Пассейк спал. Только фабрика американская — гудела, скрипела, шипела и издавала металлический лязг; а в освещённых окнах маячили силуэты рабочих ночной смены.
Пустынные улицы городов всех стран — ночью и ранним утром, выглядят опрятными. Поток людской украшает города, но толпы людей и вносят в уличную жизнь некий беспорядок. Американские же города ночью и спозаранку, в особенности, становятся приветливее, ибо дневное американское движение, при перенаселённости фабричных городов, делает улицу не слишком привлекательной.
Машина быстро выкатывает нас на холмистое шоссе, и мы видим, как растянулся налево под нами Пассейк, с тысячами его уличных огней.
В российских пределах мне доводилось ездить по шоссе ночью лошадьми. Долго, бывало, трясёшься в тарантасе, а то и на телеге, направляясь на «огонёк» или удаляясь от «огонька» какого-нибудь окраинного городского домишки или деревенской избушки. И мечтаешь, бывало, тогда много об «огоньке», об очаге около огонька и о разных прочих «огоньках». Двух строк в жизни моей не написал я стихов. Не умею. А все-таки чувствовал, как в России можно было бы впасть в экстаз поэзии. Тут же в Америке, насчёт огонька, что проезжаешь, думается, стиха не написать и завзятому рифмотворцу. Для стиха нужно — время. Но где ж там! Не успели мы глаза, как следует, раскрыть на Пассейк с огоньками, глядь, уж Пассейка — как ни бывало! Несёмся. Так теперь с автомобилями, конечно, и повсюду в мире.
Утренняя звезда. В начале пути говорим мало, тронутые звёздами. Оглядываюсь назад. Сверкает звезда. Венерой называют её. Это большая планета. На западе она видна бывает по вечерам, а на востоке — утром. Не приходилось мне раньше видать Восточную утреннюю Венеру. На заре не бодрствовал; а то, хоть на ногах встречал рассвет я, да не доводилось на небо смотреть. Как много мы, жители городов, теряем, не зная, большей частью, всех чар зари! Какая крупная звезда горит! — восклицаю я. «Утрен-ня-я!» — протягивает кто-то, кто, видимо, видел её много раз. Утренняя звезда выглядит невестой, по сравнению с другими звёздами. Вид и значение этой утренней звезды Св. Писание и употребляет, как символ священный. В Откровении Иоанна 22:16 читаем: «Я, Иисус, послал Ангела Моего засвидетельствовать вам сие в церквах. Я есмь... звезда светлая и утренняя». В послании же Ап. Петра — втором, 1:19, говорится так: «Мы имеем вернейшее пророческое слово; и вы хорошо делаете, что обращаетесь к нему, как к светильнику, сияющему в тёмном месте, доколе не начнёт рассветать день и не взойдёт утренняя звезда в сердцах ваших». От огней земли на машине умчишься скоро, а для звезды на небе — что значит наша быстрота! Оттого я посмотрел на «Утреннюю» — дольше и подумал о ней побольше.
Заря. Светлеет горизонт. Трудно уловить момент, как свет начинает вытеснять темноту. Чего-то не хватает. Ночь, с её своеобразной красотой, исчезает; а света радостного нет ещё. Но движется свет, выглаживает скорбящую волнистость. Блекнет. Чуть ещё светлеет небосклон. Над нами бледная белизна. Светло! Из-за горизонта вырывается розовое пламя. По небу разбрасываются краски; облака их разбавляют. Перед нами гора. К ней летит наша машина. Вдруг загорелся, — без листвы, горный лес. Гора рыже-огненная. То солнце победное бросило на неё снопы свои. В нашем окружении, солнышко обласкало эту гору первой. Начался день.
Почему ж повёз нас наш шофёр почти ночью? Он хотел пораньше выбраться из Пассейка, чтобы уйти от тысяч автомобилей, которые теперь днём запрудили близ Пассейка и Нью-Йорка.
В горах. Москва. Подъезжаем к известным горам Пенсильванским Поконо. В некоторых местах они достигают 2000 футов высоты. Минуем городки, посёлки. Асфальтовая дорога превосходная. Проезжаем ельником. Пора сделать первую остановку — «привал» на чашку кофе. Приятное совпадение. Останавливаемся в посёлке, который называется... Москва! Удивляемся. Уютный домашний ресторан. Отличная закуска. Американизированная немка-хозяйка рада была нам.
Скрэнтон. Уголь. Нефть. В путь дальше! Приближаемся к Скрэнтону. Это значительный угольный город. Тут центр Пенсильванского каменного угля. Вокруг города, и в самом городе, — в горах видны многочисленные леса и краны над шахтами. Лежат вокруг высокие штабеля добытого угля, разбитого по сортам. Эти горы миллионов пудов угля воздвигаются постепенно желобами, по которым машины с высоких элеваторов спускают уголь самотёком; желоба автоматически поворачиваются и наваливают уголь там, где это нужно по плану.
Многочисленные нефтяные вышки над буровыми скважинами сосут из недр богатой Америки — ценную жидкость. Суетятся насосы и захлёбываются. Бывают скважины, из которых достают совсем пустяки. «Овчинка выделки не стоит». Нефтяники бросают такую скважину, как мёртвую. Бурят — новую. А то случается, нападут на такую жилу, что вырвется нефть фонтаном, разнесёт всю снасть и выбрасывает жидкое золото — только успевай собирать!
Ах! всё это было у нас в прежней России в изобилии — и угля всякого, от сверкающего твёрдого антрацита — до мягкого пламенного, полон был Донецкий бассейн, и нефти в Баку у нас тоже было — непочатый край. А сколько было этих нефтяных обогащавших фонтанов! Забыли люди. Ведь одно время в Императорской России добыча нефти была первой в мире и даже — больше Америки...
Окружность Скрэнтона и сам город — изрыты людьми. В некоторых местах — чуть не под каждым двором — залежи угольных пластов. Выбирают их. Случалось, что в городе дом проваливался, потому что под ним была когда-то шахта. Любопытно было видеть одного человека — видимо фермера, — он один бурил маленькой машинкой нефтяную скважину у самого шоссе. Вероятно, на куске своей земли пробовал он счастья. Свою в Америке «индустрию» он вёл, кажется, в одиночку. Это — как русский крестьянин, прежде — свободный, старательно обрабатывал полоски своего маленького надела примитивным способом.
По извилинам. Не ровен путь был наш. Взбирались мы на вершину горы, реки, ручьи, луга, ложбины, рощи были, на далёкое расстояние, — во власти нашего глаза. Потом дорога спадала вниз, и горы осеняли нас своими шапками. Пробирались между плитняковыми скалами, как бы в лощинах. Огибали каёмки гор. Поворачивали под углом. Делали овалы. Проезжали узкими полосками краёв обрывов. Проносились через сотню мостов. Ложился путь наш лентой ровной через поля. Не описать всей красоты автомобильной поездки по Америке. Чудесные дороги, по сторонам которых масса всевозможных фруктов лежит на лотках для продажи проезжим — по дешёвке. Живописные виды. Поразительные удобства на пути.
На каждом шагу превосходные бензиновые станции с полным оборудованием для обслуживания автомобилей. Бесчисленные рестораны, начиная с подобных деревенской харчевне и заканчивая превосходными отелями.
Опасности. Однако... портит многое одно...
Тридцать тысяч человек в год погибает в Америке от автомобилей! Во всех автомобилях всегда разговоры неприятные о катастрофах, о трагедиях человеческих жертв. И мы говорили об этом немного. По дороге все время встречаются предупредительные сигналы — «опасность!» Едут люди, нервно напряжённые. Вас настигают, перегоняют сзади. Грозят вам встречные. Яркими огнями по вечерам слепят глаза. Закат солнца перед вами тоже ослепляет. Дорога туманная, мокрая, снежная, обледенелая — враждебна автомобилисту. Зависишь не только от себя; зависишь от тысяч едущих других. Крутые обрывы, резкие повороты, бесчисленные перекрёстки. Нужно полагаться на шины, на тормоз у себя и у других. Мы то и дело просили нашего доброго шофёра ехать на открытых местах не больше 35 миль (пятьдесят с лишним километров) в час. Но не ездят в Америке на загородных шоссе так «медленно»; часто едут около 50 миль (свыше 75 километров) в час. Шофёр наш — ездок настоящий американский, и ему «тащиться» 35 миль в час скучно. Он старался нам угодить; а все-таки ходу от себя добавлял частенько. Панорама беспрестанно сменялась, и глаз не успевал на лету всё полно зафиксировать, чтоб больше памяти оставить об очаровании американской природы. Радуется наш шофёр. Машина в порядке. Тормоза эластичны и крепки. Шины упруги. Руль послушен. Ровно гудит мотор, «поёт» — тоном пониже комара над ухом. И твердит наш верующий шофёр, что — явно Бог благословляет нашу поездку; ни малейшего затора не было у нас в оба конца — в Канаду и обратно; а ведь покрыли мы всего 1000 миль (больше 1500 километров). Только ноги одеревенели в конце поездки, когда в оба конца просидели много часов в автомобиле, место в котором ограничено. Не было ни одного обычного «флэт-тайр» — прокола в шинах, и не надо было их надувать. Фонари наши были полны света. А все-таки мы видели на дороге два разбитых автомобиля.
Горы — позади. Вода! Мы на Озёрах-пальцах, возвышенном левом берегу. Перед нами растянулось длинное озеро. На правом берегу подлески. Клетки пахоты зелёной. Пасётся скот. К самой воде прижались рыбацкие постройки. Уединённые виллы богачей тоскуют в одиночестве. Хлопотливо промчался поезд змейкой. Дорога наша успокоилась — выпрямилась. Ездят немного. Вода на солнце серебрится. Это одно из одиннадцати озёр, называемых «фингер-лэйкс» — озера-пальцы. Видом одного такого «пальца» мы и наслаждались.
Города. Много мы их проехали, без остановки. В иных — закусили или пополнили запас бензина и масла для машины. Большинство американских городов, предоставляя жителю всевозможные удобства, не могут много похвалиться красотой, в видовом отношении. Многие американские города, пожалуй, однообразны, может быть, монотонны: запруженные грузовиками и автомобилями, стоящими, едущими, улицы; бесчисленные разукрашенные бензиновые станции, от которых всегда отдаёт какой-то безжизненностью; более или менее однотипные монументальные здания городских дум; огромные упрощённой архитектуры корпуса учебных заведений; большие сплошные витрины торговых улиц; бесконечные рестораны, похожие один на другой; расцвеченные вывески и рекламы покрывают фасады домов; сеть железных дорог и станций в городе; отели — те же; фабрики и фабрики; стайка кубиков «небоскрёбов» с низкими конторами; двух-трёхэтажные дома-коробки простых горожан, с плоскими крышами и рядами одинаковых веранд, перед которыми имеются крохотные квадратики земли, с зеленью. Удобнейшие тёмные асфальтовые мостовые тоже вносят какое-то однообразие. Однотипность объясняется бурным торгово-промышленным расцветом Америки, спешно строившей города индустриальным порядком. Однако, предместья городов, где разбросаны резиденции зажиточного и богатого класса людей, полны красивых больших и малых вилл, с тенистыми парками и полянами. Украшают американские города множество церквей. Церкви небольшие и довольно просты. От церковных строений здесь всегда веет порядком, тишиной. Массивный и изящный Вашингтон или колоссальный центр Нью-Йорк — неповторимы и несравнимы с другими Американскими городами. Это статья — особая.
Лагеря туристов. Там и сям попадаются лагерные домики, избушки и будки для туристов. Они раскинуты на выглаженных пригорках или в укрытых впадинах. Около них — кофейные, чайные буфеты. Эти лёгкие летние постройки необычайно милы. Похожи на пряничные домики из сказок. Тут останавливаются туристы, едущие в автомобилях в тёплую погоду на прогулку, с семьями.
Туча. На горизонте поднимается туча. Застилает глаза, солнце. Идёт на нас. А мы приближаемся к ней. Сразу оказываемся под ливнем. Все серо. Становится скучно. Но в полчаса с тучей разминулись мы. Вырвались из-под неё. Снова солнце засветило. Ожил весь мир, и радость возвратилась.
Песнь - душе отрада. Вечер. Поминутно темноту прорезывают огни встречных автомобилей. Наши певцы поют христианские псалмы. Потом запели все мы. Сладко петь о Боге нашем милостивом. Сердцу легко, когда смиряемся перед Ним. Едем подолгу и молча.
Неверный путь. Пока мы говорили, пели — не досмотрели где-то наш маршрут, хоть карта была с нами, и все дороги нумерованы, со всеми указаниями. Где-то напутали мы на перекрёстке или на разветвлении и уехали в сторону. Не весело было возвращаться на удачу, к дороге прежней, чтобы напасть оттуда на верный тракт. Это стоило нам десятка два миль — лишних. Место было несколько пустынное, да и к ночи клонилось дело. Тут мне напомнились уединённые места России. Конечно, не удержались мы от рассуждений о том, как легко и опасно сбиться на жизненном пути.
Уютный отдых. Время и нам — отдохнуть с дороги. Заезжаем в небольшой дом туристов. Любезный приём. Прекрасно обставленный домик. Дешёвая, удобная тёплая ночёвка. Чистота в отведённых комнатах. Несколько часов сна. В 4 часа утра на ногах. Собираемся в путь. Хозяева спят. Не понимаю, как они могли доверить дом — нам, впервые им показавшимся на глаза? Хозяин случайно проснулся и пожелал нам счастливого пути. Такая простота в отношениях людей существует во многих местах в Америке. Об этом не пишут в газетах; а о бандитах — ежедневный неугомонный газетный шум.
Ниагара. Кто же не слыхал про этот самый величественный водопад в мире? Тут два больших водопада: один на Американской стороне, другой — на Канадской. Высота падения Американского водопада — 167 футов, ширина его 1060 футов. А Канадский водопад обрушивается с высоты 158 футов, при ширине его в 3000 футов. Вот сюда-то мы и подъезжали, с некоторым волнением. Наслышался я много о Ниагаре и ожидал увидеть мятущуюся грандиозную картину. Мои ожидания были направлены в сторону шума и невероятного бурления воды.
Мне кажется, что как раз это-то и встретил я не в такой неизмеримости, как преувеличенно ожидал. Вот что я увидел. Тихо, сравнительно, течет широкая река между камнями. Потом, доходя до обрыва, вода несколько лениво полуовалом делает угол вниз, и только с половины высоты падения громада вод, пенясь, бушует быстротой неуловимой и, о камни разбиваясь, поднимает облако водной пыли, на солнце образующей большую радугу. Сверзающаяся вертикальная высокая стена пенистой широкой стремнины — сцена неотразимая. Стоишь наверху за решёткой, у границы самого падения воды, и оттуда больше видишь неторопливое течение реки; но когда спустишься на лифте вниз к подножью водопада, — там, смотря на падающую тяжёлую белую стену, мокрый от пыли брызг, оглушённый шумом стихии грозной, подавлен ты, человек, и прикован к зрелищу. Находишься наверху на островке у самого падения воды, где под ногами у тебя река заканчивает свой ровный бег, смотришь на красивый парк, между деревьями которого скатерть водная плавно движется к разрушению своей формы у страшного обрыва, — и любуешься тогда «тишиной перед бурей». Но мне чего-то будто не хватало? Я был когда-то на Финляндском водопаде Иматра, в Выборгской губернии, недалеко от Петербурга. Иматра, когда её не слишком много утилизировали для электрификации, странно сказать, произвела на меня игрой сил большее впечатление. Мне кажется, что полувёрстный крутой скат по острым камням, зажатой в скалы, узкой, вихрем несущейся, Иматры производил больший эффект и шум. Порывистость Иматры была намного длиннее, и разнообразнее были её, мгновенно менявшиеся, формы, по сравнению с широкой, многоводной, могучей, ломаемой колоссальным отвесом, Ниагарой. Но где бы то ни было и, как бы то ни было, земля полна славы, великолепия и благости Отца Небесного, нас возлюбившего и насыщающего радостями неизреченными. Видел я Ниагару и вечером. Американский водопад освещают с Канадской стороны прожекторами всех радужных цветов. Световых эффектов в Америке много. Люди на них насмотрелись. Не всем американцам нравится искусственное цветное освещение Ниагары. Святилище природы, полной чудес Творца, может быть, не нуждается в таком человеческом добавлении к её великолепию. Моё короткое пребывание на Ниагаре, естественно, не дало мне полного представления о всём величии водопада.
На границе. Ездил я в Европе порядочно и знаю общую там паспортную и таможенную процедуру. Немало было хлопот. Но удивительно всё просто это на Американско-Канадской границе. Прямо с американского водопада Ниагара мы отправились на, близ перекинутый, мост, соединяющий Америку с Канадой. Из Америки мы выехали — даже без остановки у американского пограничного поста на мосту. А, подъехав к канадским пограничникам, мы из окна автомобиля показали им наши документы; слегка взглянули они на наши дорожные вещи и пропустили нас с миром. Затратили мы тут всего несколько минут. Таким же порядком мы выехали из Канады и вернулись в Америку. Нигде не записали даже наших фамилий, и ни о каких паспортах мы раньше не хлопотали. Для американско-канадских путешественников виз не требуется. Так здесь всё легко и просто, потому что Америка и Канада — страны мирные, и живут они в самом дружеском добрососедстве.
Канада. Солнце. Тепло, как в конце августа в Канаде. Россия. Гладкое цементное шоссе. «Верстовые столбы» с Великобританскими королевскими гербами. Мы в провинции Онтарио. Местность, большей частью, ровная. Фермы зажиточных земледельцев. Пастбища. Разделанные пашни. Стога сена, соломы. Сады. На деревьях кое-где — ещё не снятые плоды. В иных местах лежат яблоки — кучами на земле. Всюду поля — широкие поля. Природа в Америке пышнее.
Жизнь американская кипуча. А тут, в Канаде, земля и жизнь — покоем дышат. Многое напоминает здесь Россию. Моя душа, сохранившая живую память о тихих равнинах России, — отдыхает. Спутники тоже восторгаются Канадой. Кругом — поля и сады, сады и поля. Городки — наподобие американских. Ухоженные посёлки. Разговорились мы о России. Вспоминали её горести, недостатки; а больше оживали картины старой России — прекрасной, которую для нас, раз в ней рождённых, не может заменить всё то и прекрасное, что мы находим в других странах, живущих своим счастьем. Это, конечно, жизнь земная, проходящая; но и с ней связаны наши духовные вечные ценности для души, как картина — с её рамой, как мир — с сосудом.
Вскоре, после Америки, в Канаде развернулся чарующий свиток. Километров полтораста ехали мы вдоль озера Онтарио. Это маленькое море. 300 с лишним километров — его длина, да около 100 в ширину. Глубина в иных местах доходит до четверти версты. Оно редко замерзает. Как подует с него, так и людям тепло на берегу. Тепло нам было — ветер был с озера. Сверкала озерная безбрежная даль. Иногда мы ехали земляным мостом. По обе стороны шоссе была вода. Встречались парки и подлески. На дороге были оригинальные виллы. Лагеря для туристов, с вычурными домиками, будками для ночёвки, — были по всему пути. Пристани, суда, лодки, курорты, пансионы. Большую радость мы чувствовали, смотря на улыбающуюся Канаду. На озере Онтарио бывают страшные бури. Но теперь было тихо. Нежным плеском озеро шептало свои тайны берегам. Мы, русские, завидуем немножко радостям Канады.
Страна эта такая огромная, хотя в ней много есть и больших бесполезных площадей, — что легко могла бы она разместить у себя свыше ста миллионов людей; а живет-то в ней всего только миллионов десять. Страна девственная, мало использованная, и все её возможности — ещё впереди. А главное — тут ненарушимый покой, которого в России теперь нет.
Торонто. Большой, богатый коммерческий город, со многими просветительными учреждениями, церквями, колледжами. Это типичный, по виду, американский город. Он красиво расположен на берегу озера Онтарио. Нам мало пришлось посмотреть сам город. Мы были неотлучно заняты русским евангельским съездом, на который мы и приехали.
Съезд русских евангельских христиан. Мы подъехали к гостеприимному братскому дому, в русском районе города. Радостная встреча. Обед. А потом — буквально все часы были расписаны. Ряд собраний: в пятницу вечером; в субботу — в 9 час. утра, в 11 час. утра, в 3 ч. дня, в 4 ч. дня, в 7 ч. веч.; в воскресенье — в 9 ч. утра, в 10 ч. утра, в 11 ч. утра, в 3 часа дня (обсуждение практических вопросов христианской жизни), в 6 час. веч. уличное евангелизационное собрание и в зале — в 7 ч. веч. С программными речами выступали: И. И. Джонсон на темы — «Является ли церковь организацией или организмом?» «Разбитые сосуды и живые камни в церкви.» «Духовный порядок управления церковью.» И. И. Джонсон служил также в воскресенье утром — у стола Господнего, во время хлебопреломления, в воспоминание искупительной смерти Христа Спасителя. А. Н. Знахаренко говорил о молитве и вел молитвенное собрание в субботу утром. Автор этой статьи, Добрынин, благовествовал на темы: «Послушание лучше жертвы.» «Сокрытый свет.» «Подводные скалы.» «Слово к безутешному.» «Преображённый душа и тело.» «Нежданная милость». С речами выступали также: Н. Кошель, К. Шимуда, Т. Козлов, Н. Шпак, К. Деренчук, Т. Шелестовский, К. Семенчук, М. Мулькевич, А. Григорьев, Т. Дзюрич, Д. Синев, С. Савельева. В собрании были многие из разных общин и церквей, часть представителей которых значится в числе названных лиц. Приехали русские верующие со своих ферм и из разных городов. К престолу Божьему были вознесены сердечные молитвы. Некоторых душ проповеди особенно близко коснулись. Забыли собравшиеся люди различия в своей церковной принадлежности и личные особенности. Собрания были охвачены духом христианского братства.
На съезде говорили и слушали: о величии Бога милосердного, о воле Его священной и обязательной для нас, о наших духовных нуждах, о нашем недостоинстве, о покаянии, о вере, об уповании, об утешении скорбящих, о радости милуемых, о встрече со Христом чад Божьих, о взаимном понимании, о мире и любви верующих. Грешников, гибнущих на широких путях мира сего, проповедуемое слово призывало обратиться к Богу. Своего постоянного помещения у общины не хватило для собравшихся, и она наняла на воскресенье другой более просторный зал. Уличное собрание было многолюдное. Ряд верующих дерзновенно возвещали истину Божью. Разносилось по улице христианское пение на русском языке. Но была и борьба. Большевики из толпы выкрикивали безбожные бранные слова, понося Бога и верующих в Него. Собрание было, однако, проведено до конца.
На одном собрании были талантливо продекламированы христианские монологи на русском и на украинском языках. Участвовали: С. Белик, А. Вознюк, супруги Нестеренко, К. Шимуда, С. Знахаренко, С. Сидорович. В народной мелодии, пропели трогательные духовные песни: С. Шимуда, С. Нестеренко, С. Самолюк, С. Кошель с дочерью. За недостатком времени, многие выступления состояться не могли. Первая русская евангельская община имеет стройный мелодичный оркестр из балалаек, мандолин, гитар, под умелым руководством Т. Козлова. Эти любители музыканты играют и поют христианские псалмы; они порадовали съезд своим искусным исполнением. Оркестр хорошо сыгран и владеет выдержанным ритмом. А. Н. Знахаренко, со своей супругой и С. М. Сидорович, воодушевленно и мелодично пели духовные псалмы. А когда местный хор, вместе с ними, пел, прославляя любовь Бога, то это пение отличалось особой силой веры и гармонии. Поистине, чудесно было для души на съезде простое благоговейное общее пение, старым напевом русской православной церкви, всего 102-го Псалма: «Благослови, душа моя, Господа, и вся внутренность моя святое имя Его».
Кроме благословений лично для себя, которые имел тогда от Бога в этом совместном христианском служении, думал я: почему бы всему русскому народу, в Бога верующему, не хвалить бы Его вот так единодушно, пребывая в Святом Писании, славословиями и псалмами, дорогими для всех, — вместо ослабляющих ненужных церковных споров по вопросам, мало касающимся самого душеспасения?
Н. Кошель, в пространном интересном докладе, рассказал съезду о Польше, которую он недавно посетил. Новые порядки и улучшения вводятся в Польше; но бедность русских там не легка. Зал съезда, община старательно украсила гирляндами и большим стенным текстом: «Не нам, но имени Твоему дай славу» Псал. 113:9. На съезде много было российских южан-малороссов, людей даровитых и крепко сложенных, с приятным и оригинальным малороссийским языком, на котором, кроме русского, тоже были полезные христианские выступления; но эти верующие малороссы, отрадно отметить, не находятся под влиянием политическо-националистического модного иноземного украинофильства. Некоторые наиболее типичные малороссы на этом съезде прямо говорили, когда был к тому попутный случай, что они люди — российские по духу; а по гражданскому состоянию россияне, разбросанные теперь по миру, принадлежат, нередко, странам другим, которым, по Писанию и, по совести, они и должны быть верны.
Первая русская евангельская община в Торонто организовала и провела съезд: стройно, жертвенно; гости были окружены заботами; хлебосольство было широкое. Духовная деятельность этой общины требует, со стороны её, большого напряжения. Её поле окружено — безбожием коммунистов, религиозным равнодушием здешней эмиграции из окраин России и заблуждениями разных нездоровых религиозных групп. Для этих внешних борений общине нужно много иметь духовных сил, о чем друзья её будут молиться, всячески ей помогая.
Журнал «Верность» № 1-3, 1936 год, страницы с 24 по 30
